Детям с синдромом Дауна без мамы не выжить

— Что бы вы делали сейчас, если бы мы к вам не приехали?
— В 11:00 дети пополдничали, в час будут обедать. Я бы пока быстро обед приготовила.
— Бощщ? — переспросил Марк.
— Да, борщ бы мама сварила, любимый суп. Раз в неделю приходит учительница: у нас домашнее обучение, в школе они перевозбуждаются. Учительница много лет проработала в доме-интернате, хотела усыновить Антона, я ее опередила. Занимается с ними серьезно, каждый раз приносит по два пакета дидактического материала. Идут с опережением своего класса на полгода.

Антон полтора года учился в школе, но ничего не приобрел, не мог сосредоточиться на занятиях. У него умственная отсталость средней тяжести, граничащая с тяжелой. Он знает все буквы, читает по слогам. Считает до пяти и решает примеры в пределах трех.

Марк не говорил. Месяц не понимали, что такое «Бахиметь». Оказалось, это мультфильм «Маша и медведь». Сейчас он лучше говорит, его можно понять.

— Я купила Антону пазлы из 12 частей. Он собирал их с большим трудом и с моей помощью. Сейчас 120 частей собирает спокойно.

Дети живут в разных комнатах, сами поддерживают порядок. Встают в семь, дневного сна нет, спать укладываются в девять. Хорошо спят до самого утра.

Приемная семья у Татьяны Корнеевой с 2003 года. Почти все дети приходили в дом в подростковом возрасте: шесть девочек и шесть мальчиков. Трое родных.

Первой взяла в семью из приюта, в котором работала воспитателем, тринадцатилетнюю Марину. Позднее Марина вышла замуж за родного сына Татьяны Николаевны. У них уже двое детей.

— У Марины мама была живой, она приходила к нам. Мы со всеми родителями встречались, чай пили, разговаривали. Детям от этого было хорошо. У некоторых детей потом мамы и папы умерли, я помогала хоронить родителей.

В доме-интернате Татьяна Николаевна отработала воспитателем 15 лет. Из интерната взяла уже взрослого мальчика Гену, 18 лет. Его привезли из Рудничного. Он отказывался общаться со взрослыми, замкнулся в себе. Мама избивала Гену с пятилетнего возраста, вся голова в шрамах.

— Я ему пообещала, что возьму в семью. Перед отправкой во взрослый интернат он напомнил о моем обещании. Я его взяла домой. Он теперь правая рука, помощник.

Геннадий встретил нас, придержал собаку, пока мы не проскочили в прихожую. Во время всей встречи был рядом, малоразговорчив.

— У меня очень хорошие дети, мне очень повезло. Сейчас уже все выросли, переженились. Ни один ребенок не повторил судьбу своих родителей. Девчонки замечательные мамы и хозяйки: научились у меня варить и стряпать. Сейчас мы больше созваниваемся, у всех маленькие дети, но кто может, приезжает в гости: повидаться и посоветоваться.

— У мамотки прасник, — Марк снова оказался рядом.
— Почему праздник? — переспрашиваем.
— У мамы каждый день праздник, — поясняет Татьяна Николаевна, — все свои поделки ребята дарят мне на праздник.

— Пока у меня не было Антона с Марком, я очень осуждала родителей, которые бросают таких детей. У Антоши мама сама из детского дома, у нее нет родственников, мужчина ее бросил, а одной такого ребенка не поднять. Его ни с кем не оставишь, на работу не устроишься. С мамой Антоши мы общаемся. Он у нее единственный. Врачи сказали, что он будет как растение и никогда не назовет ее мамой. Никто не даст точный прогноз, как они будут развиваться.

Марку и Антону по тринадцать лет. Они разные. Антон импульсивный. На перемене в школе рассердился на кого-то, выбежал в одной футболке на мороз и спрятался. Полтора месяца просидел на больничном. А в первую ночь дома Корнеевы не спали, пока Антон не изучил каждый уголок и не вывел из строя стиральную машину.

— Гулять не выходим даже на детскую площадку в паре кварталов отсюда. Антон может убежать, а здесь дороги и редко кто притормаживает на перекрестках.

Во дворе дома стоят качели, песочница, а перед домом футбольное поле.

— И я вместе с ними гоняю мяч. Соседи смотрят, смеются. Мне 64 года. Мне хорошо с детьми, мы с ними по уровню интеллекта сравнялись, нам очень хорошо.

Антон общительный, Марк стеснительный.

— Мы дружим с семьей местного священника. Я вожу детей на причастие, они помогают в церкви. Ведут себя в храме очень хорошо. Когда к кресту идут по окончании службы за просвирками, Антоша пять раз подойдет к кресту, а Маркуша возле мамы.

Антоша покладистый: его по головке погладишь и все проходит. Маркуша своенравный, обидчивый. Бывает, рассердятся друг на друга и говорят: «Пойдешь в домики». Домиками они называют дом-интернат.

В Осинском доме-интернате живет 160 детей с тяжелыми диагнозами: умственной отсталостью, синдромом Дауна. Под опеку берут мало.

— Ответственность большая, дети круглые сутки требуют присмотра. Маркуша, например, не может жевать, еду глотает. За ним надо смотреть, чтобы не подавился.

Марк зашел с тетрадкой, прищурился на нас и сделал пометки.

— Провел перепись гостей?
— Матчка, не мешай.
— Я не мешаю, пиши-пиши.

Антошу мама учила разговаривать так. Включала песни из мультфильма «Маша и медведь», повторяли слова и танцевали. Шторы у Корнеевых не зашториваются, мимо по дороге проезжают люди, Антошу не видно, думают, Корнеева с ума сошла. А Корнеева давно не обращает внимание на соседское злословие.

— Люди прямо в глаза говорят: «Хорошо, мол, за счет детей дом построила». У меня тридцать лет высокооплачиваемая работа, пенсия хорошая. Все равно говорят, что за счет детей. Ну, пусть говорят, я не обращаю внимания. Сами не берут, а то тоже построили бы дома.
— Там, где много детей, должны быть хорошие дома.
— В детском доме хорошие условия, сейчас там все есть. А приведи я их в какое-то убожество, так у них будет психологическая травма. Материальная сторона тоже важна, я это не отрицаю. Но даже за миллион нельзя полюбить... Антоша, ты будешь танцевать? Иди, потанцуй, тебе музыку включат.

Наш оператор отснял через окно, из-за шторы, как Антон и Марк танцевали. Для этого ему пришлось приставить с наружной стены лестницу, которую придержал Геннадий.

После танцев все пошли на обед. Спускаемся в цокольный этаж, где дети доедали котлеты на кухне-столовой.

— Я против того, чтобы обычных детей, у которых есть мамы и папы, отдавать в приемные семьи. Надо работать с родителями. Когда что-то угрожает жизни ребенку, тогда нужно отделять от родителей. А так не по-божески. Я по своим детям сужу: они сильно были привязаны к мамам и папам. Когда опека приехала за Мариной, чтобы забрать ее из кровной семьи, она пряталась под полом, в картошку зарылась. Поэтому я никогда не запрещала, чтобы родители приходили.
— Мы уже слышали в приемных семьях подобное мнение.
— В советские годы крайне редко детей забирали из семьи, это был случай из ряда вон, весь город обсуждал. А сейчас сплошь и рядом. Девчонок надо воспитывать, будущих жен и матерей. В военное время хоть как было тяжело, жили на мерзлой картошке, но детей никуда не сдавали. В детских домах были дети, которые вообще без родителей.

Редкое исключение, когда дети с синдромом Дауна уезжают из дома. Большинство так и проведет всю жизнь возле мамы. Но эту жизнь даже в четырех стенах можно сделать вполне осознанной и самостоятельной.

Через 10 и 15 лет Маркуша с Антошей останутся такими же детьми, будут играть в куклы и машины. И за ними потребуется такой же уход и контроль.

— Этим детям мама нужна будет до самой их кончины. Без мамы никуда, — говорит Татьяна Николаевна.
— Вы не думали о том, как они будут без вас?
— Я думаю, дочери не бросят их, если со мной что-нибудь случится. Мы все к ним привязались. Я не вижу никакой разницы между родными детьми, приемными и внуками.